В прошлом номере газеты «Клинская Неделя» Юрий Чернышов рассказал об одной не столь уж давней странице истории Клина и клинчан, о таком веянии в молодежной среде, как стиляги. Сегодня эту же тему продолжает Владимир Соколов.

Милиция в летнюю пору в конце 1950-х годов по Клину патрулировала с рабочими местных предприятий, членами «Осодмила» — «Общества содействия милиции».

«Комсомольский патруль» ходил самостоятельно. Все патрули задерживали нарушителей общественного порядка – обычно молодых людей-драчунов на танцплощадках в Первомайском сквере, Железнодорожном саду, Майдановском парке.

Когда я прохожу, спустя 50 лет, мимо разрушенных временем и заросших травой плиток танцевальных пятачков в Первомайском сквере и в Майдановском парке, то на минуту останавливаюсь и вспоминаю ушедшую юность.

Задерживали патрули ругающихся и нетрезвых, картёжников и распивающих спиртное во дворах и на берегах реки Сестры. Настоящая охота велась на стиляг: комсомольские патрули – прообраз народных дружин 1960–1980-х годов – отлавливали их на танцплощадках и резали ножницами их яркие импортные галстуки, узкие брюки-дудочки, шейные платки, начёсы «кок» у парней, а дорогие и редкие тонкие чулки у их подружек портили вместе с вызывающим макияжем.

После такого «обрезания» молодые нарушители красовались в сквере на стенде, смотревшем на городские часы. На красочном позорящем плакате указывались фамилия, имя, отчество, место работы или учёбы и адрес жительства нарушителя нравственности.

Частенько, когда кто-нибудь из ребятни нашего двора приносил радостную весть: «Карикатуры на стиляг повесили!», — мы дружно, бросив всё, бежали их смотреть.

Незабываемы до сих пор те минуты, когда наша компания, облепив стенд «Комсомольский прожектор», весело комментировала и работу художника, и горе-«героев», попавших на плакаты.

Получив удовольствие, мы бежали сообщить об этом радостном событии приятелям по двору, которые катались на «тарзанке» в овраге на ул. Красной.

Сейчас на месте оврага стоит дом № 8. Наши дворовые «тарзанщики», услышав новость о свежих карикатурах, тоже бросали свои качания и бежали смотреть новости на комсомольских плакатах.

Однажды на них мы прочли фамилию «Шлёшкин» с адресом нашего дома. Когда плакаты начали портить и срывать, то стенд остеклили. Но это помогало мало: стёкла били, и плакаты продолжали исчезать попрежнему.

После нескольких лет такого отношения к стенду, показывающему свою действенность и бессилие городских властей, стенд вызывающе пустовал ещё пару (!) лет, мозоля глаза всем своей заброшенностью.

А может, он исчез потому, что идейная борьба властей с модой такого массового проявления естественных человеческих чувств самовыражения (совсем не идеологических!) была бесперспективна?

Точно так же, как была бесперспективна борьба с православной верой пожилого поколения, как и борьба с «вечными» человеческим проблемами: криминалом, пьянством и ленью.

А может быть, это было результатом давления Запада, с мнением которого пришлось считаться руководству СССР, стремящемуся наладить с ним отношения?

Жизнь через три десятилетия показала, что стремление КПСС постоянно держать народ в идеологическом и материальном рабстве оказалось для страны разрушительным.

Появление стиляг, увлечённых вещизмом, показало не силу социалистической идеи, а её бедность и слабость. И это было первым и главным провалом Московского международного фестиваля молодёжи и студентов.

Обмен идеями о жизни и мире, ставший целью этого фестиваля, на практике начался с обмена дружеской сувенирной мелочёвкой: значками и почтовыми марками, косынками и платочками, панамами и кепками… Некоторые советские молодые люди стали не просить, а уже требовать у иностранных гостей не пустяковую мелочь, а носильные вещи в хорошем состоянии.

Спрос «голодных» родил у богатого Запада умышленно поддерживаемое в будущем постоянное тряпичное предложение. Так он прививал социалистическому обществу через своеобразных агентов влияния свою более высокую культуру потребления, которая тоже помогла в моральном разложении Советского Союза.

Московская молодёжь, немного владеющая иностранными языками, просила, унижаясь, продать им по дешёвке за советские рубли галстуки и рубашки, очки и ботинки – всё то, что вскоре стало внешним атрибутом новой моды стиляг.

Полученный импорт при перепродаже становился огромным барышом, превратившим охотников за импортом в очень успешных «фарцовщиков», от английского «for sale» — на продажу.

Так в обиходном русском языке вновь появилось почти забытое слово «спекулянты», возродившееся после того фестиваля. Таков был второй провал в коммунистическом пропагандистском мероприятии, показавшем не силу, а слабость очень консервативного социалистического производства.

Моё поколение ещё не забыло некоторые жаргонные слова из давно ушедшей эпохи стиляг: приятель и подруга – «чувак и чувиха», родители – «предки», Игорь — «Гарик», Борис – «Боб», гулять – «хилять», центральная улица города – «Бродвей», свободная квартира – «хата».

Но всё же у простосердечного советского народа о прошедшем молодежном фестивале 1957 г. на несколько десятилетий остались в памяти две замечательные песни: «Если бы парни всей земли» — призывной гимн фестиваля и лирическая песня «Подмосковные вечера», ставшая его визитной карточкой.

Ещё одним отзвуком прошедшего Московского фестиваля, кроме появления стиляг и фарцовщиков, стало рождение у москвичек немалого числа темнокожих младенцев.

Более 500 по современным открытым данным, о чем громогласно писали некоторые московские газеты, позоря комсомолок (!) за нарушение норм советской морали.

Таков был третий огромный минус в этом советском идеологическом мероприятии. Молодёжи, в которой буйствует энергия, надо всегда чем-то выделяться – причёской, поведением, одеждой – это я знаю по себе. В 1968 г. по окончании 2-го курса МЭИ мне по заказу сшили летние белые брюки в чёрно-синюю клеточку.

Когда я приехал в них домой, то моя мама ужаснулась, увидев меня в таком экстравагантном одеянии. Она категорически запретила мне появляться в этих брюках в Клину, чтобы не позорить семью и себя.

Её запрет я выполнял пару лет. Потом прошла мода и моё юношеское желание выпендрёжа. Время часто нивелирует людей. Взрослыми, семейными и ответственными людьми стали здешние герои.

Пену стильных увлечений с Валерия Божко смыла срочная служба в советской армии, где за отличия он был награждён юбилейной медалью «20 лет Победы в Великой Отечественной Войне 1941-1945 гг.».

Получив диплом инженера-товароведа советской торговли, он с 30-летнего возраста возглавлял в Клину мебельный магазин на пересечении улиц К. Маркса и Литейной. Затем почти 10 лет работал на станкозаводе начальником отдела сбыта и транспортного цеха.

Последние 20 лет трудовой жизни он был директором магазина № 68 в Высоковске. Мы не раз бывали на даче его вполне благополучной и большой семьи своей дружной компанией на различных празднествах.

Братья Илларионовы стали, как и все мы, обычными пенсионерами: один после офицерской службы на необъятных просторах РФ, а другой — закончив работу на производстве.

О Вячеславе Шлёшкине после его возвращения из армии моим старым друзьям по знаменитому когда-то «гастрономовскому» дому на ул. Красной ничего не известно.

Примерами тому, как вместе с уходом молодости появляется осознанная и меняющая человека ответственность за родных и своё дело, служат судьбы таких бывших стиляг как кинорежиссёр Андрей Тарковский, артист Михаил Козаков, музыкант-джазмен Алексей Козлов, писатель Юлиан Семёнов, а также обычные клинчане Валерий Божко и его молодые приятели.

Жизнь моды скоротечна; едва достигнув рубежа 1960-х гг., стильная мода умерла. Но жертвы её административного и психологического давления были не напрасны. Борцы за новое показали стране, какими разнообразными и радостными могут быть и другие грани повседневной жизни: одежда, музыка, танцы, но при соблюдении норм морали.

И хотя общество в целом не приняло стиляг, но кое-что у них взяло. Помню, как безуспешно боролись учителя с нашими старшеклассницами, когда подол их школьной формы поднялся до колена, когда у них стали появляться выстриженные на лбу чёлки, как на школьные танцевальные вечера они приходили в капроновых чулках и туфлях-лодочках с начёсами волос на голове.

Помню, как в то время у мужских брюк стали исчезать манжеты, а ширину брюк перед покупкой их к новому учебному году я проверял линейкой.

Ширина в 30 см отбраковывалась сразу, на уговоры в 27 см я не соглашался, и только 24 или 22 см внизу брюк останавливали наши августовские приготовления к школе.

Красивую моду, как и жизнь, остановить запретами нельзя. На днях видел по телевидению сюжет, в котором говорилось о соревнованиях учащихся спортшкол по танцам с зажигательной до сих пор музыкой буги-вуги и рок-н-рол. От таких танцев, успешно переживших дурацкие запреты идеологов КПСС, нравственность школьников не страдает, если они сыты, обуты-одеты, воспитаны.

А на улицах сегодняшнего Клина свободно прогуливаются, обнявшись, юноши и девушки, разнообразию стрижек которых вместе с разноцветьем волос, раскованностью поведения, экстравагантному виду одежды, разнообразным татуировкам, возможно, позавидовали бы их дедушки и бабушки — стиляги. А может быть, и осудили бы?..

ВЛАДИМИР СОКОЛОВ

Начало: Клинские стиляги