7 мая – день рождения П. И Чайковского. В книге писателя Владимира Холодковского « Дом в Клину» читаем такие строки: «Вспоминается чья-то запись в одной из первых книг посетителей Клинского дома: «Русскую деревню, русскую глушь любил Пётр Ильич. Оттого так хорошо чувствовал он себя здесь на окраине уездного Клина. Но то, что для Чайковского было « глушью» может в будущем стать культурным углом России. Горячо желаю это музею»…

Это доброе пожелание сбылось. Клин, растущий, индустриальный город Подмосковья, действительно давно уже перестал быть глушью. А за последние годы облик его меняется особенно заметно на глазах»…

«жильё будет, кажется, очень приятное…»

Как это звучит современно, даже не верится, что предыдущие строки были написаны более шестидесяти лет назад, а пожелание посетителя – более века. Город растёт и хорошеет, а любители музыки великого Чайковского спешат к его домику, ставшему сегодня известным во многих странах мира.

Клинский период стал заключительным в жизни Петра Ильича. Он охватывал более восьми лет и считается самым плодотворным в его творчестве. Что нельзя сказать о бытие композитора, которое проходило не всегда гладко.

Первоначально Чайковский поселился в Майданове, в усадьбе помещицы Новиковой. И февраль 1885 года явился началом его жизни в клинском крае. И, уж, кому как не клинчанам, хорошо знакомы строки его письма за 5 января того же года, написанные из Москвы, к своему верному другу Н.Ф. фон Мекк: «В настоящее время все помыслы мои устремлены на то, чтобы устроиться где-нибудь в деревне, близ Москвы, на постоянное жительство. Я не могу больше довольствоваться кочеванием и хочу во что бы то ни стало быть хоть где-нибудь у себя дома».

И здесь нашему городу повезло. Композитор остановил свой выбор на… Впрочем, лучше это узнать из другого письма Петра Ильича, в котором он, 3 февраля, сообщает своему верному другу уже такую весть: «Завтра я уезжаю в Петербург, через неделю всё будет готово, и я перееду надолго в своё жилище, по-видимому, очень удобное, но, кажется, слишком большое для меня. Дача эта находится в селе Майданове, в двух верстах от города Клина. В доме масса комнат, отлично меблированных, при доме великолепный парк, вид из окон красивый. Вообще жильё будет, кажется, очень приятное…»

Поселившись в Майдановском доме и чуть освоившись в нём, он, в письме от 19 февраля, делится с братом Модестом такими впечатлениями: «Устроились мы пока в четырёх комнатах, из которых одну, гостиную, нечего считать, ибо она до того холодна, что ничем согреть нельзя… Но есть камины, да притом конец зимы не так далёк… Дом велик, и летом мы все чудесно разместимся. Местность прелестная, и ты будешь вполне доволен. Рояль привезён. С не симпатичностью обстановки я очень скоро помирился…Зато вид из окон, тишина, сознание, что я у себя – всё это так приятно, что я весь день провёл в самом приятном расположении духа».

Похожее отношение к Клинской природе остаётся у композитора и в последующие времена. Вот отрывок из письма от 24 апреля 1887 года к Надежде Филаретовне: «Чем ближе подвигаешься к старости, тем живее чувствуешь наслаждение от близости к природе. Никогда ещё я так не упивался прелестью весны, просыпающихся произрастаний, прилетающих птичек и всего вообще, что приносит русская весна, которая у нас, в самом деле, как-то особенно прекрасна и радостна…Уже более месяца я не выезжал из Майданова».

«Я совершенно влюблён во Фроловское»

Однако, прожив в Майданове более трёх лет, Пётр Ильич ощущает неудобства от соседства дачников. Что и послужило причиной его переезда во Фроловское, в дом помещика Панина. Это клинское местечко сразу же понравились композитору, о чём он тут же сообщил брату Модесту в письме от 15 мая 1888 года: «Я совершенно влюблён во Фроловское: после Майданова вся здешняя местность мне кажется раем небесным. И в самом деле, хорошо до того, что я утром пойду гулять на полчаса, увлекусь и прогуляю иногда часа два. Всё лес, и даже местами настоящий, таинственно чудный бор… По вечерам, при заходе солнца, гуляю по открытому месту, причём вид роскошный».

Для Чайковского, обожающего клинские места, случающиеся катаклизмы в окружающей его природе были равнозначны личной трагедии. Вот, что он сообщает из Фроловского брату Модесту, в письме от 5 мая 1890 года: «Вот уж четвёртый день, что я здесь. Дом по убранству неузнаваем; зал (он же столовая) сделался необыкновенно красивой комнатой вследствие прибавления моей и зилотиевской мебели… Да и другие комнаты украсились московскими вещами: вообще всё стало богаче прежнего. Но зато вне дома – ужас. Весь, буквально весь лес вырублен, а остатки и теперь вырубаются. Осталась только роща за церковью: гулять негде… Господи, до чего исчезновение леса меняет совершенно характер местности и до чего это печально! Все эти милые тенистые уголки, существовавшие ещё в прошлом году, теперь – голая плешь!»

И всё же, несмотря на это, Пётр Ильич сохраняет своё трогательное отношение к Фроловскому, и даже предаётся там мечтам, о которых сообщает уже другому брату – Анатолию, письмом от 12 июня 1890 года следующее: «Знаешь, несмотря даже на вырубку леса, во Фроловском удивительно хорошо, и одиночество по временам до того мне необходимо и усладительно, что я его, кажется, оставлю за собой. Ах, если бы у меня было тысяч 25, теперь его отлично можно бы было купить! Но с этой зимы я серьёзно хочу начать откладывать, и может быть хоть стариком настоящим а всё-таки буду помещиком».

«В последнее время я живу здесь в Клину»

Если бы композитор знал, что похожие мысли возникнут у него и в Клину, когда он снимет в аренду, на его окраине, дом мирового судьи Сахарова. Что и случилось в мае 1892 года, о чём он писал в одном из своих писем к Конради, от 20 мая, так: «В последнее время я живу здесь в Клину, в новом своём жилище. Я лично ужасно доволен своими двумя громадными комнатами. Здесь я гораздо более у себя, а прогулок очень много и весьма удобно, ибо я живу на самом шоссе, так что и в дождь могу гулять, не утопая в грязи».

И в этот же день, в письме к Модесту сообщал о том, что «в последнее время мне пришлось истратить (конечно не на себя одного) такую массу денег что все мои мечты начать что-нибудь копить с нынешнего года… – разрушились».

Не раз, пребывая вдали от Подмосковья, композитор снова и снова возвращался мыслями к своему милому дому на окраине Клина. Что опять же подтверждалось его письмами. Ну, как это, например, к любимому брату – Модесту: «Как я завидую тебе, что ты в Клину. Даже как бы ревную тебя к моему милому убежищу…»

И кому сегодня не известна его фраза, ставшая крылатой для нас – современных клинчан: «Я к Клину, сам не знаю как, ужасно привязался и не могу себя представить в другом месте».

Текст составил Владимир Тасин