Таможенник в аэропорту Хабаровска: «Имеете ли при себе больше 10 тысяч долларов?» Именно у меня спросил. Польстило. Неужели на столько выгляжу! Но таких деньжищ я не имею, и ко мне теряют интерес: что с него взять — писатель, летит в Камбоджу. Вот тогда и начинается путешествие. Когда уже не слышно: «Мужчина, куда прёте?» Когда вся наша Раша осталась возле трапа на прошивающем насквозь декабрьском ветерке с Амура, и ты, простучав по алюминию ступенек, ныряешь в тепло распахнутого чрева А-321 южно-корейской Asiana Aerlians. А там раскосые улыбки, поющий говор, поклоны, потом — тележка с ужином: «Вино белое или красное?»

Перед посадкой капитан по трансляции объявляет температуру в Пномпене, и народ в салоне самолета начинает спешно утепляться в шарфы, толстовки, куртки с капюшонами. В столице Камбоджи сейчас тоже зима, плюс 24 — прохладно для местных.

На выходе из пномпеньского аэровокзала – немного фонарей, дальше хоть глаз выколи. Роятся таксисты, квакающий акцент: Hotel «You eng»? Ten dollars!

— Five, — растопыриваю пятерню.

Таксисты рассыпаются по сторонам, как от зараженного вирусом Эбола. И ждут. Куда он денется: хоть до отеля всего 800 метров, но вокруг темно и неизвестность, а русский с вещами. Я махнул рукой: ладно, давай за девять… Ехали ровно минуту. На стойке ресепшена лежал буклет «Добро пожаловать в Камбоджу — королевство чудес!»

Растворились днем стеклянные двери — сработал автомат: тряхнув бородой, фальшивый из папье-маше, но в красном халате, два метра ростом Санта-Клаус у входа запел, затанцевал, изображая руками жесты неприличные, как при соитии. Под эту вакханалию ввалилась в лобби отеля вся наша банда, прилетевшая из Москвы.

Объятия, поцелуи, будто век не виделись!

Хотя еще недавно, светлыми июньскими ночами, вместе плавали на яхте «Благовест» по Ладоге, а потом колесили велопробегом по Финляндии; октябрь гостили в Грузии; в ноябре путешествовали по следам неизвестных цивилизаций в южноамериканской Перу. Удивит ли нас чем Юго-Восточная Азия?

Камбоджа — это, прежде всего, Пол Пот. Наш гид Мали, она местная, сидя в автобусе с микрофоном, повествует на сбивчивом русском:

— Он жил во Франции, читал Карла Маркса. Вернулся в джунгли, собрал армию, красные кхмеры. Советский Союз и Китай ему помогали; захватил власть, страну назвал Демократическая Камбоджа. Кто с образованием, тех убивать. Из столицы людей выгонял в деревню. Запретил религию. Всё сделал общее — дом, семья, дети, в стране жили как в тюрьме. Копали, строили, много давали работа — кушать мало. Из семь миллионов населения осталось четыре. Когда я училась у вас в Ленинграде, говорили, там в блокаду ели людей, и у нас так было. Теперь поклонники Пол Пота на его могилу ходят — молятся…

Катит автобус на запад от столицы по шоссе No4 к курортному городу Сиануквиль. «На море, это Сиамский залив, советую остановиться в отеле Independence, не пожалеете», — писал нам перед поездкой Олег Шумаков, специалист по Камбодже. Он где-то здесь, с орнитологами из МГУ.

— В заливе сиамские кошки, что ли, плавают? — шутит Лина Богатова; ей десять, и потом её даже не пустят подняться на какой-то храм — по возрасту.

Independence красиво стареет, но старается выглядеть на свои четыре звезды. Фото на стене: в 1967-м гостила Жаклин Кеннеди. Необъятный холл с ёлкой, звучит «Джингл белс, джингл белс!» Сегодня 25 декабря, католическое Рождество.

«Чудесный», как выразилась гид Мали, банкет отель устроил на пляже. Небо всё в лазерных лучах, гирляндами сияют пальмы. Столы под белоснежными скатертями стоят прямо на песке, ломятся от еды; но горячительное — за свой счет. Точнее, из «общака» группы, который держит наш генерал Вадим Комаров. Филиппинский дуэт по-английски заводит публику с эстрады. Мы идем к танцплощадке. И — зажигаем. Смотреть сбежались, кажется, все десять этажей отеля!

После заката на розовую, тонкую, как стринги, полоску горизонта натянуло мазутно-вязкой черноты. Осталась желтеть цепочка фонарей на пирсе, шагающем на сваях в невидимое, уставшее за день море. Тихо. Теплая волна мягко ломает блики, пахнет малосольным огурцом и отпуском. Мы жаждем продолжения банкета. Однако на пляже распивать нельзя, полагается в баре. Пришлось за разрешение дать взятку, 15 долларов. Рождественская ночь. Грибок под тростниковой шляпой. Вино и фрукты, разговор за жизнь. Хорошо сидим.

— Nо! Nо! — кричит утром охранник, тыча антенной рации в бегущих ко мне мартышек. Я не понял. Он достал рогатку. Хвостатые попрошайки, как шпана, кинулись врассыпную! Комаров рассказывал, в одном африканском парке посетителям выдают ветку-рогульку, без резинки. Обезьяны думают, что это — рогатка, и боятся.

Снова автобус, микрофон, Мали: «Религия в нашей стране буддизм. Есть правящая партия, её возглавляет премьер-министр. Есть и противная партия…» — «Оппозиция везде противная, — смеемся над удачным переводом гида.

— Как тут наш беглый олигарх Полонский?» — «Власти разрешают ему проживание, потому что он привез сюда много денег…»

— Я ведь его еще по Питеру знал, — вспоминает вдруг кто-то. — Он в 1997-м строительную фирму открыл. Реклама была бешеная: «Стройтрест не пьет, не ест, не спит — окна-двери мастерит, а собирают лоджии два негра из Камбоджии!» Креативный парень. Имел отношения с Волочковой. Через год расстался: нет, даже мне её потребности не потянуть.

Мы едем на национальную, кхмерскую свадьбу. Жених с невестой познакомились в Ленинграде, где учились в вузах, как и Мали. В нашей компании тоже есть питерцы. Тесно становится на шарике.

Меж тем продолжается розыск кулона, пропавшего у Марины. Она обошла все номера в придорожной гостинице Mea Lea resort, где мы накануне ночевали. Никто не видел. Жалко — память о посещении Перу. Геннадий, её муж, через гида по мобильному диктует информацию в отель Independence, разворачивая там полномасштабную поисковую операцию:

— Черный кожаный шнурок, сам кулон серебряный, рисунок из пустыни Наска… В каком жили номере? Намбе зироу два. И в холле пусть обязательно поищут!

В шесть вечера, как свет выключили, — в автобусных окнах стало темно. Фары полощут разбитую грунтовку, выхватывая то мотоцикл, то забор, то пешехода. Опаздываем. Свадьба где-то далеко, точного маршрута не знаем. Мали кому-то названивает.

— А с невестой можно фотографироваться? — озабоченно спрашивает Сергей Заболотный.

— Лучше с женихом! — парирует намёк Надежда Заболотная. Автобус ложится от смеха.

И вот, наконец, на самой окраине деревни, в чистом черном поле, будто корабль инопланетян опустился, возникло скопище шатров, наполненных светом от бурчащих в кустах генераторов. На входе доверенные лица принимали конверты с подношениями; внутри бурлило от разговоров сотен гостей; почти по Гоголю («Полна церковь народу, но пришел городничий — и ему место нашлось») нам организовали два круглых стола, закусить принесли и выпить. Лунолицая невеста, наобнимавшись с Мали, подходит к нам: «Я училась в медицинский институт, на Лесной, в Петербурге…»

— Невеста — моя подруга, она на такой возраст, как у меня, — слышу ревнивое признание Мали. — У меня тоже есть жених, он оперный певец…

Тут произошло какое-то общее движение публики к подиуму, где пели деф-ф-фчонки в смелых мини с красивыми ногами. Операторы изготовились к съемке. На рождественской ёлочке ждали две свечи, новобрачные щелкнули зажигалками, и затеплились два огонька — символ камбоджийского семейного счастья. Хлопушки захлопали, осыпая всех белыми цветочными лепестками. Восторг на лицах. Девушки ходили, не замечая, что шпильками накалывают пластик пакетов с земли. Собаки из темноты светили глазами, ожидая костей. Босая пацанва шныряла, собирая пивные банки, чтобы завтра сдать их себе на лимонад.

Долгая дорога тянется на северо-запад Камбоджи, где нас ждет «крупнейшее культовое сооружение и важнейший археологический памятник мира» — храмовый комплекс Ангкор Ват.

Поспорили: направляемся сразу в Ангкор, где даже пяти дней на осмотр мало, или по пути заехать и в другие храмы? Потом посмеялись: нашелся-таки пропавший кулон Марины: «Вот, из моего пакетика сам вдруг вывалился…»

Вдоль шоссе без конца хибары на сваях, мусор, вонь от помоек, торговые прилавки. Черные мухи ползают по красному мясу. Много фруктов. Диковиной орехи лотоса — зерно с фасолину, по вкусу горох. Тут же, на обочине, готовят рис в бамбуке. Пробуем — вкуснотища! Беру рецепт: замочить на полчаса рис, добавить сахар, кокосовое молоко и изюм, перемешать, набить в бамбуковый отрезок, заткнуть травой, чтоб не выпаривалось, и — к костру, на 15-20 минут. А трубка не дает рису подгореть.

Мотоциклисты вспарывают рыжую пыль, которая пудрит большие щиты с рекламой тракторов. Наш водитель — неулыбчивый, весь в себе, при ясном небе и пустой дороге постоянно жмет на клаксон, подавая сигнал, — типа гудок в тумане. Заунывный звук лениво истаивает в жарком над асфальтом мареве…

— Наверное, ему нравится сигналить, — серьезно объясняет Лена Ананьева.

Вытянутые в придорожную цепочку деревни перемежаются квадратами рисовых полей. Крестьяне в разноцветных шляпах и бейсболках срезают серпами невысокие, по колено, стебли риса, вяжут их в небольшие снопы. Сами по себе, а не стадом, пасутся тощие — суповой набор, и сплющенные, как селедки, белые одногорбые коровы.

Такая же, с горбом, тёлка была привязана к пальме возле явно зажиточного дома, куда мы свернули познакомиться с сельским бытом. Во дворе на расстеленной подстилке сушится рис. Черная курица с цыпленком ходит по зерну и клюёт. Оглушительно, восторженно захлопал петух крыльями, как в ладоши. Кричал хрипло, задавленно. И хвост по земле волочит, мечется — русские туристы приехали!

Другие петухи, какие-то пощипанные, облезлые, молча сидели по клеткам, стоящим в тени. «Бойцовские. Раньше бои петухов за деньги в стране были под запретом. Из принципов гуманизма. Но недавно их разрешили… — Мали, понизив голос, выдает государственную тайну: — В правительство пришел новый министр — он большой любитель боёв, и у него есть своя петушиная ферма…»

Заезжим гостям доверяют молотьбу. Одни из нас по очереди берут колючие снопики, неловко хлопают ими по наклонной доске; зернышки риса брызгаются по сторонам, пока в руках не остается пустая солома. Другие снимают на фото, видео, гаджеты. Местная девочка, лет пяти, с философским интересом наблюдала за всем этим действом, не вынимая пальца изо рта.

— Семья из четырех человек съедает в день три килограмма риса, — сказала Мали.

Когда мы, «усталые, но довольные», покинув двор, усаживались в автобус, под тёлкой возле пальмы расползалась в пыли тёмная лужа, — видно, тоже от полноты впечатлений.

Наше декабрьское путешествие к городу Сиемреап, где расположен Ангкор Ват, так мне запомнилось: разрезает страну бесконечная дорога — от приморского курорта Сиануквиля через двухмиллионную столицу Пномпень, где кабели от столба к столбу и пучки проводов на них вороньими гнездами; по обочинам дороги — нищета деревень и заплаты полей, и всё это с перерывами на очередной храм. Или на развалины.

— В десятом веке король Джаявармана IV здесь, в одном из самых загадочных мест, которое называется Кох Кер, построил сто храмов. Может, и больше — никто точно не знает. Потом король исчез, ушли отсюда люди, и до сего дня считается проклятым это место. Нет ни птиц, ни зверей, словно вымерли вместе с той древней цивилизацией, — повествует гид.

Мимо каменных руин, проросших корнями деревьев, ухоженная дорожка ведет нас к сооружению, которое вдруг напомнило нам пирамиды цивилизации майя – мы видели такие в Южной Америке! Откуда взялась тут архитектура, совершенно чуждая для Южной Азии? И еще информация к размышлению: строился храмовый комплекс Кох Кер в одно время с египетскими сооружениями в Гизе. Вновь случайное совпадение?

Говорят, на 32-метровой вершине пирамиды владыка Кох Кер приносил кровавые жертвы демону Мара, сбрасывая их в уходящую вниз глубокую шахту, которая была входом в потусторонний мир… Сейчас мы туда и взбираемся по крутой деревянной лестнице. Надо же — навстречу спускаются земляки, россияне. А ведь только несколько лет назад открыли сюда доступ туристам. Хотя даже ближние окрестности до сих пор «терра инкогнита».

Однако где-то здесь Олег Шумаков, наш знакомый специалист по Камбодже, недавно нашел, рискуя жизнью, затерянный в джунглях древний кхмерский храм. Про «жизнь» я упомянул не для красного словца. Вспомнилось: возле входа к пирамиде Кох Кер к стволу дерева была прикручена проволокой табличка, почему-то на русском: «Проверено. Мин нет. 20 апреля 2007 г.». Гражданская война, когда брат на брата, — она ведь не только в Донбассе.

Станислав Глухов

Источник «Хабаровский Экспресс» №4 (1168) 20 — 27 января 2016 года.

Фото автора